Венец - Страница 21

— Тогда, значит, у черта здорово широкий хвост, — сказал Бьёрн, сын Гюннара; а фру Осхильд улыбнулась и заметила:

— А разве ты не слыхал, что все злое таскает за собой длинный хвост?

— Молчи, фру Осхильд! — закричал отец Сигюрд. — Не тебе бы уж говорить о длинном хвосте, который злое таскает за собою. Ты восседаешь тут, словно хозяйка здесь ты, а не Рагнфрид. Но все-таки странно, что ты не сумела вылечить ей ребенка — или у тебя не осталось больше той живой воды, которой ты когда-то торговала? Той, что может срастить разрезанную на куски овцу, когда ее уже варят в котле, и превратить женщину в девушку на брачном ложе? Я отлично знаю о свадьбе в этом самом приходе, когда ты приготовила омовение для совращенной невесты…

Отец Эйрик вскочил, схватил священника за плечи и ноги и перебросил его через стол, так что попадали кувшины и кружки; еда и напитки полились по скатерти и по полу, а отец Сигюрд в разорванной одежде растянулся на полу во весь рост. Эйрик обежал вокруг стола и хотел еще раз ударить Сигюрда, покрывая своим громовым голосом поднявшийся шум и гам:

— Заткни свою грязную глотку, ты, бесовский поп!

Лавранс попробовал разнять их, а Рагнфрид стояла у стола бледная как смерть, ломая руки. Тут подоспела фру Осхильд, помогла отцу Сигюрду встать на ноги и вытерла кровь с его лица. Она влила ему в рот кубок меду и сказала так:

— Не годится быть таким суровым, отец Эйрик, что уж и пошутить при тебе нельзя, тем более, когда все подвыпили! Садитесь-ка теперь по местам, и я расскажу вам об этой свадьбе. Случилось это все не в нашей долине, и не я была той счастливицей, которая умеет приготовлять такую воду; если бы я умела варить ее, то мы не сидели бы теперь в своей крошечной горной усадьбе. Я была бы тогда богатой и владела бы поместьями где-нибудь в больших приходах, вблизи от города, монастырей, епископа и соборного капитула. — Так говорила она, улыбаясь трем духовным особам. — Но кто-то действительно знал в старые дни такое искусство, потому что это произошло во времена короля Инге, если я не ошибаюсь, а женихом был Петер, сын Лодина из Браттеланда; но которая из трех его жен была невестой, нельзя сказать, потому что еще до сих пор живы потомки всех трех. Ну, так вот, у этой невесты были причины жаждать обладания живой водой, и она ее раздобыла и приготовила себе омовение в подвале. Но только она собралась искупаться, как в подвал вошла ее будущая свекровь. Она очень устала за дорогу и была вся в грязи, так как приехала верхом на свадьбу, и вот она раздевается и лезет в чан. Была она уже старой женщиной и прижила от Лодина девятерых детей. Но в эту ночь и Лодин и Петер испытали то, чего они вовсе не ожидали!

Собравшиеся громко захохотали, а Гюрд с Ионом стали кричать, что фру Осхильд должна рассказать еще несколько таких побасенок. Но фру Осхильд отказалась:

— Здесь сидят два священника с братом Осгэутом, да молодые парни и служанки; прекратим лучше эти разговоры, пока они не стали неприличными и грубыми, и вспомним, что стоят праздники.

Мужчины шумели и кричали, но женщины поддерживали фру Осхильд. Никто не заметил, что Рагнфрид вышла из горницы. Но немного спустя Кристин, сидевшая дальше всех на женской скамьесреди служанок, собралась идти спать. Она спала в доме у Турдис, потому что в главном доме было очень много гостей.

На дворе был трескучий мороз, и северное сияние переливалось и мерцало над крутыми горными лбами. Снег скрипел под ногами Кристин, когда она, стуча зубами от холода, бежала через двор, скрестив на груди руки.

И вдруг она заметила, что в тени старого сарая кто-то быстро ходит взад и вперед, вскидывает вверх руки, ломает пальцы и громко причитает. Узнав мать, Кристин с ужасом подбежала к ней и спросила, не больна ли она.

— Нет, нет, — раздраженно ответила мать. — Мне просто надо было выйти на воздух. Иди ложись, дитя мое!

Кристин повернулась, чтобы идти, но тут мать тихонько окликнула ее:

— Вернись в большую горницу и ложись вместе с отцом и Ульвхильд — обними ее крепко, чтобы он нечаянно не придавил ее: он спит так тяжело, когда пьян. А я подымусь в старый стабюр и переночую в нем.

— Господи Иисусе, матушка, — сказала Кристин, — вы замерзнете насмерть, если будете спать там, да еще одна! И что скажет отец, если вы не ляжете спать в своей постели?

— Он ничего не заметит, — отвечала мать, — он уже почти спал, когда я уходила, а завтра утром он поздно проснется. Иди и делай так, как я сказала.

— Там вам будет так холодно, — дрожа пробормотала Кристин, но мать, на этот раз немного ласковее, приказала ей идти, а сама заперлась в стабюре.

Там было так же холодно, как и на дворе, и темно, что в могиле. Рагнфрид ощупью добралась до кровати, сорвала с себя головной платок, развязала башмаки и забралась в постель под шкуры. Они были холодны как лед; Рагнфрид будто погружалась в снежный сугроб. Она накрылась с головой, подобрала под себя ноги, засунула за пазуху руки и так лежала, плача — то совсем тихо, и слезы бежали ручьями по ее щекам, а то громко рыдая и скрежеща зубами. Наконец она все-таки согрела — свою постель настолько, что начала понемногу забываться, и так заснула в слезах.

V

В год, когда Кристин весною исполнилось пятнадцать лет, Лавранс, сын Бьёргюльфа, и рыцарь Андрес, сын Гюдмюнда из Дюфрина, назначили друг другу свидание во время тингав Холледисе. Там они договорились, что второй сын Андреса, Симон, обручится с Кристин, дочерью Лавранса, и получит во владение Формо, родовое имение матери Андреса. Мужчины закрепили сделку рукобитием, однако договорной записи не совершили, потому что Андресу — сперва надо было уладить все с другими своими детьми относительно раздела между ними наследства. Поэтому и обручения не справляли; но рыцарь Андрес вместе с Симоном поехали в Йорюндгорд посмотреть невесту, и Лавранс задал там большой пир.