Венец - Страница 27

Вскоре она услышала шлепанье копыт по размякшей дороге. Кристин остановилась, так как место здесь было пустынное, и она решила, что тут можно без помехи попрощаться. И почти сейчас же увидела позади себя всадника; Арне соскочил с лошади и шел, ведя ее под уздцы, навстречу Кристин.

— Как хорошо ты сделала, — сказал он, — что пришла, несмотря на такую ужасную погоду!

— Погода еще хуже для тебя — ты ведь должен ехать в такую даль; но почему ты выехал из дому так поздно? — спросила она.

— Ион попросил меня переночевать в Лоптсгорде. — ответил Арне. — Я думал, тебе легче будет прийти сюда вечером.

Некоторое время они молча стояли. Кристин показалось, что она ни разу до этих пор не замечала, как красив Арне. На голове у него был гладкий стальной шлем, надетый на коричневый шерстяной подшлемник, плотно обрамлявший его лицо и спускавшийся на плечи; худощавое лицо казалось под ним таким ясным и пригожим. Кожаный панцирь на Арне был стар, покрыт ржавыми пятнами и исцарапан кольчугой, которую надевали поверх него, — Арне получил его от отца, — но этот панцирь прекрасно сидел на стройном, гибком и крепком теле юноши; сбоку у него висел меч, в руке было копье, остальное оружие висело на седле. Он был совсем взрослым мужчиной и выглядел молодцом.

Она положила руку ему на плечо и молвила:

— Помнишь, Арне, как ты однажды спросил, не думается ли мне, что ты не хуже Симона, сына Андреев? И вот что я скажу тебе теперь, перед тем как нам расстаться: ты, по-моему, настолько же выше его по красоте и обхождению, насколько он считается выше тебя но родовитости и богатству, по мнению людей, которые больше всего обращают внимание на такие вещи!

— Зачем ты говоришь мне это? — спросил Арне затаив дыхание.

— Потому что брат Эдвин внушил мне, что мы должны благодарить Бога за его дары и не быть похожими на ту женщину, которая плакала, когда святой Улав приумножил ее пищу, что у нее не хватает посуды, — и поэтому ты не должен сердиться, что Бог не дал тебе столько же богатства, сколько телесной красоты…

— Так вот что ты хотела сказать! — произнес Арне. И так как она промолчала, то он молвил:

— А мне показалось, ты хотела сказать, что охотнее пошла бы замуж за меня, чем за другого…

— Конечно, я охотнее пошла бы за тебя, — тихо сказала она, — ведь тебя я лучше знаю…

Арне обнял Кристин так крепко, что поднял ее от земли. Он много раз поцеловал ее в лицо, но потом снова опустил ее на землю.

— Боже мой, Кристин, какой ты еще ребенок!

Она стояла, опустив голову, не снимая рук с его плеч. Он схватил ее за руки чуть выше кисти и крепко сжал.

— Я вижу, моя ненаглядная, что ты не понимаешь, как сильно болит мое сердце оттого, что я теряю тебя! Кристин, ведь мы росли вместе, как два яблока на одной ветке, я полюбил тебя раньше, чем мог понять, что когда-нибудь явится другой и отнимет тебя у меня! Клянусь Богом, принявшим смерть за всех нас, — я не знаю, смогу ли я когда-нибудь быть счастливым и веселым после нынешнего дня.

Кристин горько плакала и подняла к Арне лицо, чтобы он мог поцеловать ее.

— Не говори так, Арне мой, — просила она, гладя его по плечу.

— Кристин, — сказал Арне тихим голосом и снова обнял ее. — Не думается ли тебе, что ты могла бы попросить отца, — Лавранс такой добрый человек, он не станет принуждать тебя против твоей воли, — попросить его подождать несколько лет; кто знает, как повернется для меня счастье, мы оба еще так молоды…

— Мне придется поступить так, как хотят мои родители, — плакала она.

Тут и Арне не мог удержаться от слез.

— Нет, ты не понимаешь, Кристин, как ты мне дорога! — Он спрятал лицо у нее на плече. — Если бы ты понимала и сама любила меня, то пошла бы к Лаврансу и стала просить и умолять его…

— Я не могу этого сделать, — всхлипывала девушка, — я никогда не смогу так сильно полюбить мужчину, чтобы пойти ради него против родителей. — Она нащупывала лицо Арне под его подшлемником и тяжелым стальным шлемом. — Не плачь же так, Арне, самый дорогой мой друг!

— Тогда уж возьми вот это! — сказал он спустя немного и дал ей маленькую застежку. — И думай иногда обо мне, потому что я никогда не забуду тебя и своего горя…

Было уже почти темно, когда Кристин и Арне сказали друг другу последнее прости. Она стояла и смотрела ему вслед, когда он наконец поехал. Желтоватый свет пробивался в прорыве между тучами, отражаясь в отпечатках ног ее и Арне там, где они ходили или стояли в дорожной грязи. Все кругом так холодно и печально, думала Кристин. Она вытащила из-под верхней одежды шейный платок, вытерла им заплаканное лицо, затем повернулась и пошла домой.

Она промокла и озябла и шла быстрым шагом. Через некоторое время она услыхала, что кто-то идет за нею по дороге. Ей стало немного страшно: могло случиться, что даже и в такой вечер, как нынче, кто-нибудь из чужих людей бродит на большой дороге, а девушке предстояла пустынная часть пути. По одну сторону дороги отвесно поднимался черный каменистый откос, а с другой стороны шел крутой обрыв, поросший сосновым лесом до самой свинцово-бледной реки на дне долины… Поэтому Кристин обрадовалась, когда шедший за нею окликнул ее по имени; она остановилась и стала ждать.

Путник оказался высоким и худощавым мужчиной в темной накидке со светлыми рукавами. Когда он приблизился, то Кристин увидала, что он был одет как священник и нес на спине пустой мешок. Тут она узнала Бентейна-поповича, как все его звали, внука отца-Эйрика. Она сразу заметила, что он был очень пьян.