Венец - Страница 44

Они поздоровались и прошли вместе через луг к тому месту, где были привязаны их лошади. Пока велась беседа о чудной погоде, о прекрасно прошедшей обедне и о большом стечении народа, толстый краснолицый господин — он носил золотые шпоры и звался рыцарем Мюнаном, сыном Борда, — взял Ингебьёрг за руку; казалось, девушка ему необычайно понравилась. Эрленд и Кристин отстали немного — шли рядом и молчали.

На церковном пригорке поднялась большая суматоха, когда народ начал разъезжаться, — лошади сбивались в кучу, люди кричали, кто сердился, а кто смеялся. Многие садились на лошадей вдвоем: мужья усаживали позади себя жен или сажали перед собою на седла детей, молодые парни вскакивали на коня к кому-нибудь из друзей. Церковные хоругви, монахини и священники были уже видны далеко впереди, у подножия холма.

Мимо проехал рыцарь Мюнан; Ингебьёрг сидела впереди него, и он обнимал ее одной рукой. Оба они кричали и махали им. Тогда Эрленд сказал:

— Мои слуги оба здесь, со мной; они могут ехать вдвоем… на одной лошади, а вы садитесь на коня Хафтура… Если вы хотите…

Кристин покраснела и ответила:

— Мы и так отстали от всех остальных, и я не вижу здесь ваших слуг, так что… — И туг она не могла удержаться от смеха, а Эрленд улыбнулся.

Он вскочил в седло и помог Кристин сесть позади себя. Дома Кристин часто ездила так позади отца, даже после того как настолько выросла, что уже не садилась по-мужски на лошадь. Но все-таки она почувствовала некоторое смущение и неловкость, положив руку на плечо Эрленда; другою она опиралась о спину лошади. Они медленно поехали вниз, к мосту.

Немного погодя Кристин решила, что надо заговорить, раз Эрленд не начинает, и сказала:

— Как неожиданно, господин, что мы встретились здесь с вами сегодня!

— Разве это было неожиданно? — спросил Эрленд и повернул к Кристин голову. — Разве Ингебьёрг, дочь Филиппуса, не передала вам от меня поклона?

— Нет, — сказала Кристин. — Я ничего не слышала о поклоне; Ингебьёрг ни разу не упоминала о вас с тех самых пор, как вы пришли нам на помощь в мае! — лукаво сказала она. Она ничего не имела против того, чтобы коварство Ингебьёрг обнаружилось.

— А та маленькая черненькая, будущая монашка?.. Не помню ее имени… Я даже заплатил ей, чтобы она передала вам мой привет.

Кристин покраснела, но не могла не засмеяться.

— Да, Хельге, надо отдать должное, она честно заработала плату! — сказала она.

Эрленд слегка шевельнул головой — его шея коснулась руки Кристин. Она быстро передвинула руку подальше на плечо. С некоторым беспокойством она подумала, что, может быть, с ее стороны была проявлена большая смелость, чем следовало бы по правилам приличия, раз она пришла на этот праздник после того, как мужчина как бы назначил ей здесь свидание.

Спустя немного Эрленд спросил:

— Вы будете танцевать со мной сегодня вечером, Кристин?

— Не знаю, господин, — ответила девушка.

— Может, вы думаете, что это неприлично? — спросил он и, не получив ответа, продолжал:

— Возможно, что это и так. Но я думал, может, вы найдете, что не станете хуже оттого, что пройдетесь в танце рука об руку со мною. Впрочем, я танцевал в последний раз целых восемь лет тому назад.

— Почему так, господин? — спросила Кристин. — Может, вы женаты? — Но тут ей пришло в голову, что если он женатый человек, то, конечно, было бы нехорошо с его стороны назначать ей такое свидание. Нужно было исправить свою оплошность, и Кристин сказала:

— Может, вы лишились своей невесты или жены?

Эрленд быстро повернулся и странно взглянул на нее.

— Я? А разве фру Осхильд… Почему вы так покраснели в тот вечер, узнав, кто я такой? — спросил он немного погодя.

Кристин опять покраснела, но ничего не ответила; тогда Эрленд снова спросил:

— Мне очень хотелось бы знать, что моя тетка говорила вам обо мне.

— Ничего, кроме хорошего, — быстро сказала Кристин. — Она очень хвалила вас. Она говорила, что вы так красивы и так знатны, что… Она сказала, что по сравнению с такими, как вы или как ее родня, нас нельзя считать особенно родовитыми — меня и мою родню!..

— Так она все еще говорит о таких вещах, сидя в своем захолустье? — сказал Эрленд и горько засмеялся. — Ну что же, если это может ее утешить… Она ничего больше не говорила обо мне?

— А что она могла говорить? — спросила Кристин; она сама не знала, почему у нее так сильно защемило сердце.

— О, она могла бы сказать… — отвечал Эрленд тихим голосом, глядя вниз, — она могла сказать, что я был отлучен от церкви и должен был дорого заплатить за примирение и покой.

Кристин долго молчала. Потом сказала тихо:

— Есть много людей, которым не улыбнулось счастье, — я часто слышала такие слова. Я мало знаю свет, но никогда не поверю о вас, Эрленд, что это было за какое-нибудь… бесчестное… дело.

— Да вознаградит тебя Бог за эти слова, Кристин, — сказал Эрленд и так порывисто наклонился и поцеловал ей руку, что лошадь шарахнулась под ними. Когда она снова пошла спокойно, Эрленд сказал настойчиво:

— Вы должны танцевать со мною сегодня. Кристин! После я расскажу вам о своих делах, но сегодня будем веселиться, не правда ли?

Кристин ответила согласием, и они некоторое время ехали молча.

По немного спустя Эрленд начал расспрашивать ее о фру Осхильд, и Кристин рассказала все, что знала о ней, и очень ее хвалила.

— Значит, не все двери закрыты перед Бьёрном и Осхильд? — спросил Эрленд.

Кристин отвечала, что их очень уважают и что отец ее и многие другие находят, что большая часть слухов об Осхильд и Бьёрне ложны.