Венец - Страница 93

Кристин стояла впереди всех в цепи женщин, передавая ведра; затаив дыхание, не отрывая взора, глядела она на церковь, где находились они оба — и отец и, наверное, Эрленд!

Сорванные с места колонны галереи лежали в куче бревен, дерева и кусков дранки с крыши притвора. Мужчины изо всех сил навалились на внутреннюю бревенчатую стену церкви — целая толпа людей подняла балку и громила ею стену.

Эрленд и один из его слуг вышли из маленькой южной двери, ведшей на хоры; они несли из ризницы большой сундук, на котором отец Эйрик обыкновенно сидел, выслушивая исповедь. Эрленд со слугою вывалили сундук на кладбище.

Кристин не расслышала, что кричал Эрленд; он побежал назад и опять скрылся в галерее. Он был ловким, как кошка, когда стремительно бежал к церкви, — сбросил с себя верхнее платье и остался только в рубашке, штанах и чулках.

Другие подхватили его крик — горело в ризнице и на хорах: никто уже не мог выйти из церкви через южную дверь — огонь преградил оба выхода. Две-три балки в стене были расщеплены, Эрленд схватил пожарный багор и стал срывать и разносить остатки балок. Таким образом было пробито отверстие в стене церкви; но другие кричали, чтобы Эрленд поостерегся, крыша может обрушиться и запереть тех, кто в церкви; теперь уже и на этой стороне деревянный настил крыши начал сильно разгораться, и жар становился невыносимым.

Эрленд бросился в образовавшееся отверстие и помог отцу Эйрику. Священник нес из алтаря полный подол священных сосудов.

За ним показался мальчик, закрывший лицо рукой и несший в другой руке наперевес высокий крест, который выносился во время крестного хода. Потом вышел Лавранс. Он закрывал глаза от дыма и шел, качаясь под тяжестью огромного распятия, которое нес в объятиях: оно было гораздо выше его.

Народ ринулся им навстречу и помог пройти на кладбище. Отец Эйрик споткнулся, упал на колени, и священные сосуды покатились по холму. Серебряный голубь раскрылся, и святые дары выпали на землю; священник поднял их, стряхнул с них пыль и поцеловал, громко рыдая; поцеловал он и позолоченную голову, которая всегда стояла над алтарем — в ней хранились волосы и ногти святого Улава.

Лавранс, сын Бьёргюльфа, все еще стоял, держась за распятие. Его рука лежала на перекладине креста, а голову он опустил на плечо Христу; казалось, будто спаситель склонил свое прекрасное грустное лицо к Лаврансу, утешая его…

Крыша начала уже но частям обрушиваться внутрь с северной стороны церкви — огромная головня от упавшей балки вылетела наружу и ударила в большой колокол в колоколенке у кладбищенских ворот. Колокол загудел глубоким рыдающим звуком, который замер в протяжном стоне, утонувшем в реве пламени.

Никто за все это время не обращал внимания на непогоду, к тому же гроза продолжалась очень недолго, но люди и этого, очевидно, не заметили. Теперь молнии сверкали и гром грохотал далеко на юге долины, а дождь, шедший уже некоторое время, припустил; зато ветер совсем утих.

Но вдруг как будто огненный парус взвился вверх от самого фундамента — одно мгновение, и пламя с воем охватило всю церковь от одного конца до другого.

Народ кинулся бежать от всепожирающего жара. Эрленд в это мгновение очутился около Кристин и увлек ее вниз по холму. От Эрленда пахло гарью, и когда Кристин погладила его по голове и по лицу, то рука ее оказалась полна спаленных волос.

Они не слышали друг друга в реве пожара. Но Кристин увидела, что брови у Эрленда опалены до корней, на лице ожоги, а рубашка прожжена во многих местах. Эрленд смеялся, увлекая Кристин за собою, вслед за другими.

Народ провожал старого плачущего священника и Лавранса, несшего распятие.

В конце кладбища Лавранс поставил крест на землю, прислонив его к дереву, а сам присел на разрушенную ограду. Отец Эйрик уже сидел там, простирая руки к горящей церкви:

— Прощай, прощай, церковь Улава! Да благословит тебя Бог, моя церковь Улава, да благословит тебя Бог за каждый час, который я провел в тебе за песнопениями и богослужениями! Спокойной ночи, церковь моя, спокойной ночи!..

Прихожане громко плакали вместе с ним. Дождь лил как из ведра на толпы людей, но никто и не думал уходить. Казалось, дождь не мог заглушить огонь в просмоленной деревянной постройке — головни и горящие дранки разлетались во все стороны. Вскоре после этого в огонь обрушился конец церкви, подняв целый сноп взлетевших в небо искр.

Лавранс сидел, закрыв лицо одной рукой, другая лежала у него на коленях; Кристин увидела, что его рукав был окровавлен от плеча до самого низа и кровь текла по пальцам. Она подошла к отцу и дотронулась до его руки.

— Ничего, пустяки — что-то упало мне сверху на плечо, — сказал он, взглянув на дочь. Он был так бледен, что у него даже губы побелели. — Ульвхильд! — с болью прошептал он, глядя на пылающий костер.

Отец Эйрик услышал это и положил руку на его плечо.

— Это не разбудит твоего ребенка, Лавранс, она спит все так же крепко, хотя над ее ложем и пылает пожар! — сказал он. — Она не утратила прибежища для души своей, как мы все сегодня!

Кристин спрятала лицо на груди Эрленда и стояла неподвижно, чувствуя его руки, охватившие ее плечи. Потом она услышала, что отец спросил о жене.

Кто-то ответил, что у одной женщины от испуга начались роды; ее отнесли в усадьбу священника, и Рагнфрид пошла туда же.

Тогда Кристин снова вспомнила о том, что позабыла с той самой минуты, как они заметили, что церковь горит. Ей, наверное, не следовало бы смотреть на это! Южнее в долине жил один человек с красным пятном на пол-лица; говорили, что он родился таким, потому что его мать смотрела на пожар, когда носила его.