Венец - Страница 62

Кристин тяжело перевела дух.

— Тебе была бы оказана плохая услуга, Симон, если бы ты взял меня теперь в жены!

— Да, видит Всемогущий Бог, что это, кажется, так! — сказал Симон, сын Андреса.

— Тогда я смею надеяться, — сказала Кристин робко и застенчиво, — что ты поддержишь меня, чтобы господин Андрес и мой отец согласились расторгнуть свой договор о нас обоих?

— Ты надеешься па это? — сказал Симон. Он помолчал немного. — Один Бог знает, понимаешь ли ты хорошенько сама, что говорить!

— Да, понимаю, — проговорила Кристин. — Я знаю, закон гласит, что никто не смеет принуждать девушку к браку против ее воли, иначе она может жаловаться тингу…

— Кажется, не тингу, а епископу, — сказал Симон с горькой улыбкой. — Мне, видишь ли, не было причин изучать, что гласит закон в подобных случаях. И ты сама не думаешь, что тебе придется обращаться куда нужно! Ты знаешь, что я не стану требовать, чтобы ты сдержала свое слово, если тебе это слишком тяжело. Но как ты не можешь понять — прошло уже два года с тех пор, как был решен брак между нами, и ты ни разу не возражала ни одним словом против этого, до самых этих пор, когда все уже готово к обручению и свадьбе! Подумала ли ты о том, что будет значить, если ты теперь заявишь, что хочешь разорвать наш союз, Кристин?

— Но ты ведь и сам не возьмешь меня, — сказала Кристин.

— Нет, возьму! — коротко ответил Симон. — Если ты думаешь иначе, то передумай…

— Эрленд, сын Никулауса, и я поклялись друг другу нашей христианской верой, — дрожа, сказала Кристин. — Если нам с ним не удастся вступить в брак между собою, то никто из нас никогда не будет иметь мужа или жену…

Симон долго молчал. Наконец с трудом проговорил:

— Тогда я не понимаю, Кристин, что ты хотела сказать, говоря, что он не сманивал тебя и ничего не обещал тебе, — он сманил тебя, заставив выйти из-под воли всех твоих родных!.. Подумала ли ты, какого мужа ты получишь, выходя за человека, который взял себе в любовницы чужую жену, а теперь хочет взять в жены невесту другого?..

Кристин проглотила слезы и прошептала хриплым голосом:

— Ты говоришь это, чтобы сделать мне больно.

— Ты думаешь, я хочу сделать тебе больно? — тихо спросил Симон.

— Все это произошло бы не так, если бы ты… — нерешительно сказала Кристин. — Ведь тебя тоже не спрашивали, Симон, твой и мой отцы сговорились об этом между собою. Все было бы совсем иначе, если бы ты сам выбрал меня!..

Симон всадил кинжал в скамейку с такой силой, что тот так и остался стоять. Немного спустя он вытащил его и попробовал вложить обратно в ножны, но кинжал не входил, потому что у него согнулся кончик. Тогда Симон снова стал перекладывать его из одной руки в другую.

— Ты сама знаешь, — сказал он тихим, дрожащим голосом, — ты знаешь, что солгала сейчас, говоря, что все было бы иначе, если бы я… Ты отлично знаешь, о чем я хотел говорить с тобой… много раз… когда ты меня так встречала, что я не был бы мужчиной, если бы мог все-таки сказать… после того… хотя бы кто попробовал вырвать у меня эти слова раскаленными щипцами…

Сначала я думал, что это был тот умерший мальчик. Я решил, что надо оставить тебя на некоторое время в покое… Ты меня не знала… Мне казалось, что было бы грехом смущать тебя… так скоро после его смерти. Теперь я вижу, тебе не нужно было столько времени, чтобы забыть — А теперь… а теперь… теперь…

— Да, — спокойно промолвила Кристин. — Я понимаю, Симон. Теперь мне нечего ждать, что ты останешься моим другом.

— Другом!.. — Симон коротко и странно засмеялся. — Или ты так нуждаешься в моей дружбе?

Кристин покраснела.

— Ты мужчина, — тихо сказала она. — И уже достаточно взрослый — можешь сам решать в деле своего брака…

Симон острым взглядом окинул ее. Потом рассмеялся, как прежде.

— Понимаю! Ты хочешь, чтобы я сказал, что это я хочу… чтобы я взял на себя вину за разрыв договора?.. Если ты действительно тверда в своем желании, если ты смеешь и хочешь довести дело до конца, то я сделаю это, — тихо сказал он. — Я скажу это и дома своим родным и всем твоим — кроме одного. Своему отцу ты должна сказать всю правду, как она есть. Если хочешь, я сам передам ему это от тебя и облегчу для тебя задачу, насколько могу, но Лавранс, сын Бьёргюльфа, должен знать, что я никогда не хотел отступать ни от одного своего слова, сказанного ему.

Кристин крепко схватилась обеими руками за край скамейки: эти слова ей было слушать больнее всех других речей Симона Дарре. Бледная и испуганная, подняла она на него свой взор. Симон встал.

— Нам пора вернуться, — сказал он. — Пожалуй, мы немного озябли, и ты и я, а сестра-монахиня сидит и ждет нас с ключом… Я дам тебе неделю, чтобы поразмыслить над всем этим, у меня есть кое-какие дела в городе. Я приду сюда поговорить с тобой перед отъездом, но, думаю, что тебе вряд ли особенно захочется видеться со мной до этого срока.

VII

Кристин сказала себе, что теперь по крайней мере с этим покончено. Но чувствовала себя смертельно усталой, разбитой и болезненно тосковала по объятиям Эрленда.

Она пролежала без сна большую часть ночи и решилась на то, о чем прежде никогда не смела и подумать, — послать кого-нибудь к Эрленду. Нелегко было найти человека, который взялся бы исполнить это. Сестры белицы никогда не выходили из монастыря, да Кристин и не знала никого из них, кто мог бы взяться за такое поручение. Мужчины, исполнявшие разные работы в монастырском поместье, были людьми пожилыми и редко подходили близко к домам монахинь, исключая тех случаев, когда надо было поговорить с самой аббатисой. Разве только Улав… Это был мальчик-подросток, работавший в саду; он был приемным сыном фру Груа с тех пор как его нашли в одно прекрасное утро на церковной лестнице новорожденным младенцем. Говорили, что его матерью была одна из сестер белиц; она будто бы должна была принять пострижение, но, просидев шесть месяцев в темнице — как говорили, за дерзостное непослушание, причем в ту самую пору, когда был найден ребенок, — она получила одежду сестры белицы и с тех пор работала на скотном дворе. Кристин часто думала в последние месяцы о судьбе сестры Ингрид, но ей не представлялось случая поговорить с ней. Было опасно довериться Улаву — он был еще ребенком: фру Груа и все монахини при встрече с мальчиком всегда разговаривали и шутили с ним. Но Кристин подумала, что ей теперь уже не приходится бояться риска. И дня два спустя, когда Улав шел утром в город, Кристин поручила ему передать в Акерснес, что Эрленд должен найти какой-нибудь способ, чтобы встретиться с ней наедине.